Метафоры-загадки и «Символическое пространство» в книге А.Белого «Королевна и рыцари. Сказки»

Опубликовано: Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество. Крымский Ахматовский научный сборник. Выпуск 10 - Симферополь "Крымский Архив" 2012г., стр. 199 - 208

Статья посвящена анализу пространственной метафорики книги А.Белого «Королевна и рыцари. Сказки». Доказывается, что пространственные метафоры в этой книге структурно и функционально связаны с символом, поскольку они, во-первых, соединяют разные уровни художественного пространства,  а во-вторых, превращаются в своеобразные «загадки», которые связаны с астральной семантикой.

Ключевые слова: символ, метафора, загадка, пространство, семантика, бинарная оппозиция, граница.

1. В.М.Жирмунский считает, что метафора для символистов – это поэтический прием познания мира, а метафоричность – главная черта символистского стиля [6, с. 162-198].  Мы полагаем, что символистская метафорика имеет свою специфику, связанную с тем, что многие из базовых метафор символизма оказываются пространственными. И это не случайно, так как именно пространственные метафоры в силу своей архаичности  близки символу.

Примечательно, что Б.П.Иванюк, рассуждая о метафоре в литературном произведении, выделяет особую категорию символики – пространственные символы, которые, по его мнению, наиболее полно выражают семантический потенциал символического знака. «Чаще всего в качестве символического образа, - пишет исследователь, - выступают архетипные пространственные реалии, обладающие глубоким семантическим потенциалом <…>. В этом смысле пространственные символы обнаруживают принципиальную пространственность символа, его установку на семантическую “иную даль”»[7, с. 36].

Пространство в символизме гетерогенно, как правило, оно состоит из двух уровней. Однако в отличие от романтической модели мира, где между этими уровнями была четкая граница, в символизме эта граница должна быть нейтрализована в акте теургического синтеза. Иметафора становится одним из средств этой нейтрализации. Таким образом, метафора здесь предстает не просто как троп, но как способ связи между разными «этажами» бытия[1].

1.1. Каким образом эта связь осуществляется? Соединение двух пространственных рядов в акте синтеза – на семантическом уровне предполагает метафорический  перенос признаков одного ряда на другой.  В связи с этим пространственные метафоры в поэзии символизма связывают разные сферы реальности  через «метафорическую номинацию».

Классическим примером метафоры, соотносящейся с пространственной семантикой, является метафора-символ Незнакомки в лирике и драматургии А.Блока.  Она соединяет в себе два смысловых ряда: ряд, связанный с пространством земного воплощения героини, и ряд, коррелирующий с ее небесной родиной. Эта семантическая «двуипостасность» приводит к тому, что образ Незнакомки  в одноименной драме оказывается амбивалентным, соединяющим в себе небесное и земное начала.

1.2. Другой важной чертой символистской метафорики становится превращение такого рода пространственных метафор в своеобразные семантические загадки. М.Л.Гаспаров даже уподоблял некоторые символистские стихотворения «загадкам-ребусам» [3, с. 35-36][2], которые для адекватного понимания должны быть подвергнуты своего рода «дешифровке». Загадка в этом случае, как нам кажется, теряет свои жанровые характеристики и  становится моделью для создания сложных поэтических образов. 

 Главная особенность символистских загадок-метафор заключается в том, что в них традиционная «загадочная» двуплановость превращается в амбивалентность. В обычных загадках (многие из которых также строятся на метафорическом соотнесении разных смысловых рядов) план выражения (текст загадки) семантически подчинен плану содержания (отгадке), таким образом, эти планы оказываются неравноценными. В символистских метафорах-загадках, напротив, между ними устанавливаются отношения семантической эквивалентности. Это значит, что разные уровни метафоры-загадки равноправны, и мы подчас не можем определить, что является метафоризирующим, а что – метафоризируемым. 

Огромное количество таких метафор-загадок обнаруживается в поэзии А.Блока. В первом томе его лирики появляется много стихотворений, где возникает амбивалентный образ лирической героини,  которая одновременно наделяется атрибутами звезды и женщины [11, с. 98-103]. Думается, что такого рода смысловые тождества мы с полным правом можем назвать авторскими мифами. Тем более что, в некоторых стихотворениях этот мифологический компонент обретает подчас сюжетные очертания. Такие метафорические сюжеты образуются за счет того, что означающий план метафор-загадок, становясь относительно самостоятельным, развертывается в лирическое повествование. Так, в стихотворении А.Блока «Рассвет» метафоризация рассвета превращается в его мифологизацию, а символический пейзаж обращается в «пейзаж-миф»[3]: ситуация рассвета сюжетно «разыгрывается», дается «лицах»; и рассветные облака зари уподобляются женщине, кормящей голубей.

2. Такие метафоры-загадки возникают и в лирике А.Белого в книге «Королевна и рыцари. Сказки». При этом механизм их построения типологически схож с принципами образования метафор-загадок у А.Блока:  образы, репрезентирующие один пространственный пласт (связанный с космическим верхом), «подменяются» образами, означающими другой пространственный пласт (связанный с космическим низом).

Яркий пример такой смысловой мены находим в балладном цикле «Шут», где появляются солнечные образы, знакомые по ранней лирике поэта. Лирический сюжет этого цикла таков: огневой рыцарь, соотнесенный с солнечной небесной стихией, нисходит на землю и освобождает королевну от власти злого шута.

Этот сказочный сюжет напоминает некоторые лирические сюжеты первой книги А.Белого «Золото в лазури». Так, в стихотворениях цикла возникает мотив онтологической разорванности бытия (земная родина противопоставлена истинной родине души, небу), которая, однако, здесь благополучно преодолевается: рыцарь, являющийся воплощением неба и солнца, «стучится в дверь» замка, что в символическом смысле знаменует соединение двух разных пространственных сфер. На внутреннюю смысловую связь раннего аргонавтического  сюжета и лирического сюжета анализируемого цикла указывают некоторые символические приметы: в «Шуте», например, появляется мотив звучащего рога, который сигнализировал о начале похода за золотым руном в «Золоте в лазури».

Однако ключевые образы цикла при ближайшем рассмотрении двоятся: замок связывается с землей и одновременно оказывается с зубчатым замком облаков, который соотносится с небесной родиной героини. Поэтому «баллада» обретает двойной код: она может прочитываться как символистская притча, а может выступать как развернутая атмосферная метафора-загадка, в которой «внешние» образы «сказки» являются означающими для иных, астральных явлений. Логика символа, который выступает в статусе глобального объединяющего начала, указывает на то, что эти прочтения не исключают, но дополняют друг друга.

В свернутом виде аргонавтический сюжет, связанный с энигматической подменой двух образных рядов, реализуется в стихотворении «И опять, и опять, и опять…», где полет меченосцев проецируется на плывущие огневые облака (примечательно, что и здесь полет также сопровождается мотивом звука трубы, который знаком читателю по «Золоту в лазури»):

И опять, и опять, и опять –

Пламенея, гудят небеса…

<…>

Меченосцев седых голоса.

Над громадой лесов, городов,

Над провалами облачных гряд –

– Из веков,

<…>

Полетел меднобронный отряд.

Выпадают громами из дней…

Разрывается где-то труба…

[1, с. 281]

Ср. эту же семантическую мотивно-образную связку в цикле «Голос прошлого», где возникает мотив возврата-нисхождения и появляется образ рыцаря, который является символическим воплощением неба:

Плащ семицветием звезд слетает

В туман: с плеча…

Тяжелый,

Червонный

Крест –

Рукоять

Моего

Меча.

[1, с. 282]

Ключевые образы здесь также двоятся, и сам внешний сюжет встречи золотого рыцаря из тумана проецируется на атмосферно-астральный сюжет восхода солнца:

Тебя

С востока

Мы -

Идем

Встречать

В туман:

Верю, – блеснешь из тьмы, рыцарь

Далеких стран:

Слышу

Топот

Коней…

 

Зарей

Багрянеет

Куст…

[1, с. 283]

Подобная астральная загадка появляется в цикле «Близкой», который может прочитываться как возврат рыцаря и как восход-возврат солнца. Однако А.Белый здесь осложняет и дополняет этот астральный сюжет: во втором стихотворении возникает образ голубых глаз (который тесно связывается в поэтической семантике А.Белого с лазурью неба) и образ алмазной слезы (алмаз – часто выступает метафорой звезды). И если воспринимать это стихотворение как развернутую астральную метафору-загадку, то ее «отгадка» должна соотноситься со следующим сюжетом, лежащим «под» внешними образами: «восход солнца на небесах и исчезновение звезд».

Стихотворение «Перед старой картиной» также базируется на лирическом сюжете «возврата-нисхождения», который представляет собой своеобразный шифр для астральных явлений:

Просыпался:

Века

Вставали…

Рыцарь, в стальной броне,–

Из безвестных,

Безвестных

Далей

Я летел на косматом коне.

 

В облаке

Пыли

Бились

Плаща моего края…

Тускло

Мне

Открылись

С башни два огня.

[1, с. 272]

Сказочный топос действия этого стихотворения удивительно напоминает топосы некоторых ранних стихотворений А.Белого, где развертываются «атмосферные метафоры» грозы (ср., например, «Поединок», «Битва»). Но если раньше ситуация грозы моделировала битву гигантов, то теперь битва рыцарей может прочитываться как гроза.

2.1. Таким образом, некоторые астральные метафоры этого сборника по своей структуре действительно близки загадкам, ибо те и другие базируются на принципе семантической мены элементов. У А.Белого эти стихотворения-загадки строятся, как правило, на двух семантических рядах: первый ряд связывается с астрально-небесным кодом, а второй – с земной сферой. Соединение в одном стихотворении двух парадигм свидетельствует о том, что загадка-метафора выполняет функцию семантической медиации между разными уровнями символистской модели пространства. Фактически такого рода загадки есть предельное выражение метафоричности символистского поэтического дискурса.

В функционально-структурном смысле поэтические загадки А.Белого оказываются близки мифам, поскольку они, как и некоторые мифы, основаны на принципе персонификации природных явлений. Так, соединение астрального и земного рядов в атмосферной метафоре приводит к тому, что «действующими лицами» стихотворения становятся те или иные небесные стихии (солнце, звезды, закат, восход и проч.). Таким образом, в этом сборнике А.Белый действует как мифотворец. Основной «творимый миф» является солярным и связывается, как и во многих мифологиях, с семантикой смерти и воскресения солнечного божества, которое здесь предстает в образе рыцаря.

3. Отдельно следует отметить устойчивую контекстуальную связь загадок-метафор в книге А.Белого с астральной семантикой: как правило, в статусе загадываемого объекта выступает тот или иной астрально-атмосферный мотив или образ[4]. Эта связь может быть типологически соотнесена с древнейшими космологическими функциями самого жанра загадки.

Так, В.Н.Топоров выделяет особый род ритуальных загадок, которые имеют отчетливую космологическую семантику. В таких загадках в статусе загадываемых объектов часто выступают астральные образы, а сами загадки указывают на структуру космоса.  Примечательно, что загадки такого рода связываются с образом мирового древа, моделирующего пространственные координаты [14, с. 107-161][5]. Поэтому символистские загадки-метафоры, соотнесенные с пространственным кодом, являются типологически близкими этим мифологическим текстам.

Естественно, мы не утверждаем, что символисты прямо обращались к загадкам указанного типа. Это чисто типологическое совпадение мотивируется двумя факторами: структурным и функциональным.

Структурный фактор связан с тем, что символистская модель пространства в общем виде повторяет пространственную мифопоэтическую матрицу: пространство в символизме, как мы уже указали, не только бинарно разделено, но и предполагает нейтрализацию этой бинарности. Ср. с функцией мирового древа, которое, репрезентируя древнюю пространственную модель, одновременно дифференцирует пространство и «собирает» его. В результате этого двунаправленного процесса и возникает тот самый феномен «семантической подмены»:   семантические признаки одного пространственного уровня проецируются на другой уровень, что приводит к появлению смыслового переноса и возникновению «загадочного текста»[6].

Функционально же роль загадки может сводиться к табуированию[7]. Как в мифопоэтических текстах табуировались значимые объекты, так и у символистов табуируются опорные  точки символистского универсума, которые, несомненно, соотносятся с «космическим верхом». В поэтическом тексте это табуирование связывается с переносным смыслом и метафорой, которая в предельном своем воплощении превращается в загадку.

3.1. Тем не менее в стихотворениях-загадках А.Белого есть существенное отличие от загадок фольклорно-мифологического типа. Если в последнем случае при разгадывании выстраивается определенная иерархия смыслов, связанная с тем, что сами образы загадки играют «вторую роль» и предстают просто как отсылка к отгадке, то у загадок А.Белого невозможно понять, какой план является означающим, а какой – означаемым: астральный и земной планы уравниваются в своих семантических правах. Имея одинаковую смысловую ценность, эти пространственные уровни символистской поэтики А.Белого ориентированы на «симультанное» восприятие. Говоря иначе, здесь невозможно определить, какой пространственный пласт является метафоризирующим, а какой – метафоризируемым. Логика символа требует семантической тождественности и взаимообратимости обоих смысловых пластов, наличие которых предзадано символистской моделью мира.

Именно поэтому загадки такого типа не предполагают одной единственно верной интерпретации (отгадки), они устанавливают смысловую эквивалентность означаемого и означающего, что приводит к интересному эффекту «обратной метафоризации» (или, по А.Потебне, «обоюдному тропу», когда не только туча может служить метафорой камня, но и камень может служить метафорой тучи). Такой двойной семантический код соотносится с тем, что слово в поэзии А.Белого, как было замечено Н.А.Кожевниковой, одновременно может выступать и как метафоризирующее, и как метафоризируемое: «Одна из важных особенностей словоупотребления Андрея Белого, - пишет исследовательница, – использование слова в разных функциях, переход от слова как обозначения реалии к образу, сравнению или метафоре» [10, c. 183]. Эта «плавающая семантика», в свою очередь, основывается на том, что в лирике А.Белого реанимируются древнейшие мифологические структуры, связанные с тем, что разные уровни мира оказываются семантически эквивалентными.

Думается, что именно в таких «метафорических загадках» и реализуется с предельной концентрированностью поэтическая семантика символа. Ведь, как пишет Е.В.Ермилова, символ в представлении самих символистов «принципиально противостоит тропу – как неразложимое единство, лишенное оттенка “переносного смысла”. Когда в образе нужно разгадывать заданный “второй план”, - это ложно-символический образ» [5, c. 14]. Это неразложимое семантическое тождество и обусловливает смысловую эквивалентность обоих планов такой «загадочной метафоры», что, естественно, приводит к отсутствию «второго смысла», ибо два плана метафоры, будучи абсолютно равнозначными, сливаются в третьем.

Примечания